Два дня и три ночи - Страница 47


К оглавлению

47

– Послушайте, Кэлверт. – Дед Артур поудобнее устроился на кушетке и сурово взглянул на лучшего из лучших своих сотрудников. – Но вы опять занимаетесь самодеятельностью. Почему вы не сказали мне об этом на «Шангри-Ла»? Это же меняет дело!

– Вы бы снова предложили ослепить их лучом фонарика и крикнуть «Руки вверх!»?

– М-да... Ну ладно. Забудем об этом. Значит – никаких сомнений.

– Никаких. И вообще все эти доказательства были ни к чему. Вы запомнили детину, который сидел рядом с Лаворским? Он очень интересовался плавательными талантами Дэвиса. Готов поспорить на сто фунтов против пенса, что он не ужинал вместе с вами.

– Нет. Его действительно не было. А вы откуда знаете?

– В это самое время он командовал лодкой, с которой был расстрелян вертолет, убит Уильямс и устроена охота на меня. Это капитан Стикс. Мы познакомились с ним на борту «Нантесвилля».

Дед Артур понимающе кивнул, но его мысли были поглощены другим: он пытался самостоятельно догадаться, зачем я надеваю комбинезон и готовлю акваланг. Я решил не облегчать его страданий и очень скоро дождался рассерженного вопроса:

– Зачем вы все это надеваете?

– О, простите. Я как раз собирался вам все объяснить, адмирал. Я должен оставить там маленький электронный сигнализатор и пачку сахара. Естественно, с вашего позволения.

– Именно для этого вы повредили освещение на лестнице?

– Да. И хотел бы вернуться туда прежде, чем они восстановят проводку.


* * *

– И все-таки это выше моего понимания... – повторял дед Артур, тряся головой. Я было подумал, что он отдает должное моей самоотверженности, размышляя о только что состоявшемся небезопасном визите своего агента в логово врага, но оказалось, его занимает совершенно иное. – Я не понимаю, как Тони Ставракис мог по уши погрязнуть в этом деле. Здесь какая-то ошибка. Это невозможно! Вы знаете, что он вскоре должен стать пэром Англии?

– Уже? А мне он говорил, что подождет уценки титулов.

Дед Артур не ответил. В нормальных условиях он расценил бы мою реплику как личное оскорбление, ведь после выхода на пенсию он сам автоматически должен стать пэром. Но, очевидно, старика действительно потрясло случившееся.

– Правильнее всего было бы арестовать всю компанию Ставракиса, – перешел я к серьезным материям. – Но, к сожалению, у нас связаны руки. Мы бессильны. А поскольку мы все же знаем то, что знаем, я просил бы вас, адмирал, оказать мне услугу, прежде чем вы сойдете на берег, чтобы пообщаться с сержантом Макдональдом. Мне нужно получить кое-какую информацию. Во-первых, правда ли, что сэр Антони Ставракис совсем недавно поставил на «Шангри-Ла» новые стабилизирующие устройства? А вдруг он ни с того ни с сего соврал? Во-вторых, давайте уточним, сделал ли лорд Кирксайд запрос о присвоении дворянского звания своему младшему сыну после смерти старшего.

– Хорошо, – отрешенно ответил дед Артур. – Настройте передатчик, и я получу необходимую информацию. – Мысль о том, что один из его потенциальных коллег по палате пэров оказался обычным уголовником, судя по всему, ввела его в состояние ступора. – И, прежде чем уйти, подайте мне, пожалуйста, эту бутылку.

Выходя, я сначала подумал, что, если дед Артур в результате нашей операции сопьется, это помешает его будущей плодотворной деятельности в Палате пэров. Но, поразмыслив, пришел к выводу, что пэр-алкоголик – не самый плохой вариант.


* * *

Я медленно опустил верхнюю часть кожуха фальшивого дизеля. Мне показалось, что она весит тонны. Тысячи тонн. Несколько минут я не мог пошевелиться и, только сделав над собой усилие, отступил к порогу.

– Адмирал!

– Иду. – Он появился со стаканом в руке. – Я уже могу вызвать Лондон?

Я ответил не сразу. Слова пришлось проталкивать сквозь комок в горле:

– Я нашел Дэвиса.

Командир приближался, глядя на меня еще ничего не понимающими глазами.

Большая радиостанция исчезла, как исчезли и взрывные пакеты, подслушивающие аппараты и маленькие переносные рации. Но места для нового содержимого в корпусе мотора было явно недостаточно: пришлось втиснуть тело в совсем небольшой объем. Голова была прижата к локтям, а локти к коленям. Лица не было видно. Это походило на эмбрион, спящий в утробе матери. С той только разницей, что ему уже никогда не суждено проснуться. Вчера вечером я сказал ему, что он может выспаться... В моей голове пронеслась мистическая, жуткая мысль, что это я накаркал беду, но, тут же спохватившись, я понял, что моя вина перед Дэвисом гораздо больше, чем неосторожно сказанное слово.

Я прикоснулся к его лицу. Оно еще хранило остатки тепла. Смерть наступила не более чем три часа назад. Я дотронулся до головы, и она упала набок, словно череп шарнирной куклы.

Медленно и печально я повернулся к деду Артуру. Его лицо выражало боль и скорбь, оставаясь при этом бесчувственным. Это было странное и даже пугающее сочетание. А мне казалось, что я достаточно хорошо знаю командира... Впрочем, вряд ли дед Артур занял свою теперешнюю должность, случайно прочитав в вечернем выпуске «Таймс» объявление о конкурсе на замещение вакансии начальника секретной службы. Его назначили и утвердили на самом высоком уровне государственной власти. Наверняка предварительно они прочесали всю страну в поисках кандидатуры, отвечающей столь высоким требованиям. И если выбор пал на деда Артура, значит, он этим требованиям соответствовал. Абсолютное отсутствие жалости и сострадания было наверняка главным условием.

А романтик Кэлверт как-то никогда об этом не задумывался.

47