Два дня и три ночи - Страница 16

К оглавлению

– Да, я нашел их. – Глубокий вздох резанул мне легкие. – Они не вернутся домой, Анабелла.

– Не вернутся... – повторил он почти неслышно.

Пауза была долгой. Мне даже показалось, что связь прервана, но в этот момент издалека донесся лишенный выражения голос:

– Я предупреждал вас, Каролина.

– Да, вы предупреждали.

– Что с кораблем?

– Он ушел.

– Куда?

– Не знаю. Возможно, на север.

– Что значит «возможно»?!

Дед Артур никогда не повышал голоса. Тем более на подчиненного. Тем более в эфире. Но сейчас он нарушил все три табу одновременно.

– Что значит «на север»? В направлении Исландии? Или к норвежским фьордам? Теперь они могут перебросить груз на любой корабль в Атлантике или в Баренцевом море! Это миллионы квадратных миль! Вы потеряли корабль! Сколько потрачено усилий, времени, денег! Как детально разработаны планы! Все напрасно. Вы потеряли корабль!

Насчет скрупулезно разработанных планов мог бы промолчать – их разрабатывал я сам.

– И вы потеряли Бетти и Дороти.

Он снова употребил псевдонимы. Значит, взял себя в руки. Но мне от этого не легче.

– Да, Анабелла, я потерял Бетти и Дороти. Но это еще не все. Дело обстоит еще хуже. Вы в состоянии меня выслушать? – Кажется, я и сам готов был разозлиться.

– Я слушаю вас, Каролина.

Отчет об утреннем визите таможенников на «Огненный крест» вполне походил на развязку греческой трагедии. Дед Артур выступил в финале в качестве хора:

– Вы потеряли корабль! Вы не уберегли Бетти и Дороти! По вашей милости противник демаскировал нашу базу! Секретности, которая гарантировала успех, больше не существует. В этой ситуации продолжение оперативных действий теряет всякий смысл. Я приказываю вам в девять вечера явиться в мое бюро. Прошу передать Долорес мой приказ – вести судно в порт.

– Да, адмирал. – К черту эти идиотские псевдонимы! – Мне нечего сказать. Я подвел вас. Я готов принять любое наказание.

– Сегодня в девять вечера, Каролина. Я жду.

– Вам придется долго ждать, Анабелла.

– Что это значит?

Холод и презрение, проскользнувшие в его голосе, были невыносимы. Горло перехватила судорога отчаяния, гораздо более чувствительная, чем объятия Дюрана. И все же я должен был испить эту чашу до дна.

– Тут не аэродрома. Корабль из Глазго прибудет через три-четыре дня. Шторм усиливается. Уже сейчас лодку невозможно вывести за волнорез. Короче, мы здесь заблокированы.

– Вы считаете меня идиотом? Сейчас же сойти на берег! Ровно в двенадцать вас примет на борт вертолет спасательной службы. А в девять вечера – у меня.

Это было даже соблазнительно – подчиниться деду Артуру, уже через несколько часов встретиться с ним и еще через несколько минут послать его к черту, чтобы впервые в жизни почувствовать себя свободным человеком. Но я помнил о Бейкере и Дельмонте.

– Я прошу у вас двадцать четыре часа, Анабелла.

– Не отнимайте у меня время. До свидания.

– Я очень прошу вас, адмирал.

– Не смешите меня. Выполняйте приказ. До свидания.

– До свидания... Но я очень удивлюсь, если наше свидание состоится.

Я выключил микрофон, зажег сигарету и стал ждать. Ему понадобилось полминуты, чтобы послать вызов. Я заставил его подождать столько же и снова включил микрофон.

Что-то произошло во мне в ту минуту. Теперь я был спокоен. Жребий брошен, и плевать я хотел на любые последствия.

– Каролина, это вы?

– Да, это я.

– Что вы сказали?

– "До свидания". Вы попрощались, и я тоже ответил «до свидания».

– Я не советую вам шутить со мной. Вы сказали...

– Если вы все же собираетесь выслать за мной вертолет, позаботьтесь, чтобы рядом с пилотом сидел полицейский. Еще лучше – взвод. Вооружите их до зубов. Но предупредите перед вылетом, что сохранность зубов не гарантируется. Предупредите их, что им придется похитить опасного маньяка, имеющего в кармане люгер и умеющего им пользоваться. Еще обязательно скажите им, что ваши распоряжения противозаконны, так как я не совершил никакого преступления, а значит, буду действовать в целях самообороны. Судить потом будут не меня, а вас. Кроме того, прошу принять к сведению, что я больше не считаю себя вашим подчиненным. Один из пунктов моего контракта однозначно гласит, что в случае, если я не принимаю непосредственного участия в операции, мне предоставляется возможность расторгнуть договор. Вы вызываете меня в Лондон. Следовательно, операция отменена. Следовательно, прошу принять мою отставку. Вы получите официальное уведомление ближайшей почтой. И еще. Бейкер и Дельмонт для вас не более чем подчиненные. Я дружил с ними много лет, с тех самых пор, когда мы вместе начали работать на вас. Может быть, вам трудно это понять, но мы были не просто сослуживцами: каждый из нас стал частью чего-то общего... Так что, если вы решили сыграть роль неумолимого судьи и обвинить меня в их смерти – прошу покорно. Но не забывайте, что все мои просчеты в этой операции случились с вашего одобрения и при вашем участии. Можете собирать присяжных, но судить меня вам придется заочно. Я не хочу терять последний шанс спасти операцию. Вы оставляете меня одного, и я готов остаться один. До свидания.

– Не так быстро, Каролина. – В его голосе появилось что-то новое. Что бы это ни было – все лучше, чем холодное безразличие. – Вы слишком возбуждены.

Никто и никогда еще не разговаривал с контр-адмиралом сэром Артуром Арнфорд-Джейсоном в таком тоне. Удивительно, но это не произвело на него плохого впечатления. Впрочем, ничего удивительного: старая лиса командир уже наверняка просчитал все варианты. А так как его мозг работал быстрее любого компьютера, к тому же был силен в анализе и построении недоступных компьютеру парадоксов и алогизмов, было очевидно, что он уже включился в мою игру, а вернее, уже продумал свою, учитывающую кроме моих слабых усилий еще тысячи неизвестных мне данных, условий и комбинаций. А может быть, он придумал хитрую ловушку для зарвавшегося агента и теперь пытается меня успокоить, чтобы усыпить мою бдительность. Разница, если разобраться, небольшая.